Случались странности и до этого, но вполне понятные и все в результате перебора. А тут ничего подобного. Почему-то Альберт стоял, будучи вполне трезвым на четвереньках и упражнялся без помощи рук поднимать с влажной земли жёлуди. Ловко колол скорлупки зубами, проворачивал их языком, а сам орех с наслаждением пережёвывал и глотал. Вкуснота такая, что невозможно было остановиться. Как «Семечки от Мартинса», которые можно лузгать и лузгать, пока не кончатся. А они не кончались. Стоило лишь отбросить носом опавшую листву и под ней открывались залежи этой вкуснятины. В голову закралась мысль, что надо чавкать потише, что бы не сбежались другие любители такого лакомства, и не пришлось делиться. Но довольное похрюкивание бесконтрольно вырывалось наружу вместо слов восторга. И как тут не похрюкать от удовольствия. На зубах поскрипывал песок, но это совершенно не смущало. Прожёвывая орехи один за другим он не мог наесться. В соседнем кустарнике слегка треснула сломанная сушинка и на полянке под дубом появился олень. Взрослый. Рога ветвистые. Один отросток, сломан под корень.

— Не трофейные,- подметил Альберт, и насторожился, — где-то я уже встречал его…

Не обращая внимания на жующего дубовые орехи, он обнюхал сначала Альберта, полюбопытствовал, чем он хрустит с таким аппетитом, но внимания к еде не проявил. На всякий случай Альберт повернулся к нему задом, как бы отгораживая от него свою еду, хотя её было много и всё вокруг было усыпано спелыми плодами огромного дуба.

Понимая, что он в лесу не один, Альберт торопился. Было беспокойно. Опасения подтвердились и под стволом старого дуба стали собираться кабаньи выводки. Они так же деловито рыли носами землю, хрустели скорлупой, выплевывали её и с наслаждением жевали дубовые орехи.

— Вот откуда выражение «носом землю рыть», — подумал Альберт.

На шумное поедание плодов собирались всё новые и новые едоки. Довольно похрюкивая, они раздражённо разгоняли слишком приблизившихся, снова принимались есть. Тут кто-то злобно боднул его в бок. Альберт хотел выругаться, но вместо слов вырвался какой-то недовольный визг. Обернувшись, он увидел стоявшего рядом крупного одноухого секача. Тот буравил его злобными глазками, глубоко спрятанными в жесткой щетине.

— Надо же… Одноухий… Ему в прошлом году ухо жиканом сосед отстрелил. Кабан ушёл, а ухо осталось на снегу. Витёк его даже на сарае вывесил, как сувенир. Потом я добрал его летом, на кукурузе. А теперь он здесь? Чертовщина какая-то, — ещё больше забеспокоился Альберт и, на всякий случай отошёл подальше от одноухого. Но снова получил в бок. Теперь на него смотрела одноглазая свинья. И тоже показалась ему странно знакомой. Под тенью дуба становилось тесно и Альберту начало казаться, что вновь прибывающие кабаны, олени, косули были ему знакомыми. Словно он где-то уже их видел. Они толкались, отгоняя его от еды и вели себя враждебно.

В самый разгар пиршества все разом насторожились и заработали ушами. Издалека послышался лай собак. Зычный с хорошим настроем. Чувствовался азарт начавшейся охоты. Пребывавший в покое лес встрепенулся. Куда-то подевались олени, неслышно растворившись в орешнике. Кабаньи семейства замерли в ожидании команд от старших. Один только Альберт стоял, как неприкаянный, не понимая к кому примкнуть или продолжать поедать орехи, пользуясь тем, что сможет пировать в одиночку. Лай усиливался и наседал на лес. Он беспокоил всё живое. Даже птицы на ветках деревьев не могли найти себе места, перелетая с места на место озабоченно перекликаясь

Когда опасность задышала совсем рядом, кабаньи семьи разделились и бросились в рассыпную. Страх забрался под толстую шкуру и заставил присоединиться к общему бегству. Но семьи хорошо знали свою родню и при любом случае норовили отогнать чужака, то недовольным визгом, то больно бодая клыками. Не зная куда бежать и что делать в таких случаях, Альберт, что есть сил перебирал четырьмя лапами громко ломая предательский валежник. Бежать было тяжело и неудобно. Ноги вязли в слежавшейся листве и цеплялись за всё что ни попадя. И вот, когда всё остановилось и, окружённый оскаленными пастями загонных собак, он вдруг ужаснулся от той неизбежности, в которую угодил. Спасаясь от острых клыков, он ввалился в кустарник и занял оборонительную позицию. «Обложили»,- подумал Альберт. Когда появилась возможность передохнуть и осмотреться, он с удивлением узнал в лайках своих любимцев: Умку и Рэмбо. Только они не признавали его. Густые ветки мешали им уворачиваться. Потеряв такое преимущество, они опасались подходить слишком близко, но оскаленные морды были рядом. Из-за кустарника тихо подкрался охотник, держа наготове, ружьё. Воронённые стволы плавно опустились, посмотрев тёмными дырами в перепуганные глаза Альберта: «Что за бред? Я не свинья! В меня нельзя!» Но человек, не слыша его криков ловил момент, когда с линии выстрела уйдут собаки. Поняв его ожидания, Альберт стал прятаться за ними терпя болезненные укусы. Он отчаянно метался и собаки не давали передохнуть. Охотник терпеливо водил стволами, не отпуская ни на секунду свою жертву. Он по-своему опыту знал, что скоро кабан устанет отбиваться и собаки, поняв его усталость ослабят напор, потому, как и сами уже обессилили от работы. Зная, что останавливаться нельзя, Альберт ворочился, как мог. Финал такой возни мог быть только один, и он приближался. От ужаса и предчувствия развязки такой ситуации, слишком предсказуемой ему становилось всё сложнее и сложнее двигаться. А под ногами была уже не земля, а глубокий рыхлый снег. Он беспомощно увязал в нём отчаянно барахтаясь. И всё замерло, когда ружейные стволы, почти в упор оказались у самой морды.

— В ухо метит… проскочило в мозгах…

Вот сейчас прогремит этот чёртов выстрел, который вынесет на снег содержимое головы. Но, вместо оглушительного разряда он почувствовал короткое и жёсткое приземление на холодный пол.

Открыв глаза, Альберт увидел склонившуюся над ним жену. Лицо её расплылось в добродушной улыбке. Пытаясь переместиться из только что пережитого состояния в счастливую реальность, он молча смотрел в глаза жены с чувством близким к счастью. И ему нравилось, что первое, что он увидел после всех переживаний во сне была она, родная.

— Ты, что Альбертик, детство вспомнил. Первое, что спросила она.

— В каком смысле? Причём тут детство? — окрысился Альберт.

— Твоя мама говорила, что ты в детстве часто с кровати падал. — попробовала оправдаться Валентина.

— Слушай её больше. Я всё детство в деревне провёл. Ей то откуда знать с чего я падал. Тогда уж с печи.

— Спал ты не спокойно, всё как-то странно перебирал руками, ногами и храп был похож больше на хрюканье. Словно порося. И, что-то жевал и чавкал. Я тебя и так и сяк пробовала разбудить и толкала, и щипала, а ты ещё сильнее храпел и дёргался.

— Сон мне приснился плохой. Будто я не я, а кабан! И грызу жёлуди, как семечки на лужайке под дубом. И среди свиней вроде, как такой же, но они меня не признают. Сторонятся. Представь себе… Ещё, приснился мне секач с отстреленным ухом. Помнишь, осенью привозил… на кукурузном поле взял. У него в правого уха не было. Запомнился мне и ни с кем не перепутать. А рядом одноглазая свинья толкалась. И её, как будто я хорошо помню. Мне ещё Колька сказал, что в бегах на сучок напоролась в чаплыжнике и без глаза осталась. Повертелась и дальше побежала. Под выстрел, то ли не попала, то ли промахнулся…И вдруг загон начался. Шумно стало в лесу. Загонщики криком погнали. А потом погнали меня собаки и охотники обложили. Один, очень похожий на меня, ружьё вскинул, такой же, «Ижак», как у меня и прицелился. И я во сне понимаю, что охотник, это я и ружьё моё и собаки мои, а от страха сделать ничего не могу. Ноги не слушаются, руки не слушаются. Всё, как ватное. И стволы прямо в лоб мне смотрят. Вот-вот выстрел грянет и кирдык мне. Перепугался насмерть. Представил, как на дерево подвесят, шкуру снимут и всё такое… Из последних сил дёрнулся и грохнулся. Хорошо, что на пол. Так хоть проснулся. Говоришь щипала, что бы проснулся? Вот почему мне снилось будто Умка с Рэмбо меня кусают.

— Плохой сон, Альбертик, очень плохой, — запричитала Валька, — Завтра к Люське схожу. Говорят, она в снах разбирается. А кажется мне, что пора тебе кабанчиков стрелять прекратить. Хотя бы на время. Вдруг это сигнал. Завязывать надо с браконьерством, — понизив голос, почти шёпотом заключила Валентина, — попадёшься, не отвертишься.

Альберт, накинул на плечи бекешу и сунув голые ноги в валенки вышел во двор, пустив в дом морозной свежести. Вскоре вернулся с собаками, которые от такой неожиданности счастливо вились вокруг хозяина. Достав из мятой пачки такую же измятую сигарету, он закурил, задумчиво выпуская из носа струйки дыма.

— Валь… Помнишь мы про индусов фильм смотрели. Про переселение душ после смерти. Вдруг моя в свинью переселится. И уже примеряется. Слишком сон был явный. Раньше такого не было…

 

 

д.Оксино     21 января 2016 г.