АВАНГАРД

Солнце от чрезмерного старания к концу дня раскалилось докрасна и оранжевой тарелкой висело над домами готовое рухнуть на них и расколоться вдребезги. Но даже в последние минуты оно посылало свои теплые лучи, пробивая плотный щекочущий ноздри весенний воздух. Они долетали до грязной набухшей почвы и грели ее. Кое-где дотаивали грязные залежи снега. Все вокруг было затянуто паутинками ручейков бегущих неизвестно куда.

Деревья проснулись и охотно дергая ветками при легких дуновениях ветерка и уже не так окостенело торчали из земли. Чирикали воробьи, урчали голуби, рассевшись на карнизах. С дальних транспортных магистралей прилетал рокот моторов и грохот трамвайных колес. Звуки перемешивались и звенели.

Все было так непривычно после долгой и холодной зимы, что прохожие не торопились спрятаться в свои квартиры и наслаждались каждой минутой проведенной на улице.

На малой Грузинской улице у дома №27 собрался народ. Сначала это было просто беспорядочное скопление но своевременно прибывший наряд милиции в составе двух человек быстро и умело организовал очередь хвост, которой вильнув несколько раз во дворе вывалился на улицу и вытянулся вдоль облезлого фасада консерваторского общежития.

Время от времени водитель какого-нибудь грязного, как все вокруг, транспорта проезжал слишком близко к тротуару и из под колес его веером вылетала черная вода обдавая стоящих и пачкая их весенние наряды. Но это лишь отодвигало стоящих подальше от дороги, но никак не было поводом разойтись. Каждый, кто занял место в этой очереди, был готов стоять до победного конца. Об этом говорили серьезные и напряженные лица стоявших. Огромный серно-красный транспарант объявлял седьмую выставку московских художников-авангардистов  и объяснял скопление.

Седьмой год удачливая двадцатка вывешивала подвалы дома №27 своими работами и делала завидные сборы. В отведенном подземелье прятались загадочные фантазии мастеров нереального и недействительного. Небывалая популярность росла. Яркая афиша говорила о полной уверенности в успехе.

Была весна и погода выгоняла самых ленивых из дома. А на улице, несмотря на будни, было празднично. Стоять в очереди доставляло удовольствие. Каждый трепетал от предчувствия того наслаждения, которое он испытает попав туда.

А в духоте тесных залов подогреваемой все новыми и новыми посетителями играла музыка щелками фотоаппараты.

Симпатичная билетерша в очередной раз объявила: «Зал переполнен, придется подождать!», — и захлопывало маленькое окошко. И все терпеливо ждали, когда снизу одолев крутой лестничный подъем, поднимется Софья Павловна и скажет: «Женечка, продавайте». Женечка поправит свое строгое «каре», щелкнет шпингалетом и важно возьмется за дело. Весело шуршали бумажки, звенела мелочь, и новые партии счастливчиков спешили вниз к призрачным кораблям невиданным чудовищам и прочим фантазиям московских абстракционистов кубистов и авангардистов.

Невинно будто бы нипричем сидел на ступеньках лестницы ведущей в комнату отдыха художников, маэстро Левков готовый дать интервью любознательным или черкнуть телефончик с автографом симпатичной поклоннице своего таланта.

С противоположной стены на него смотрели многочисленные Левковы. Это были южные сюжеты. Немного путаницы, мрачноватых красок… и есть над чем подумать. Вот он на солнечном берегу Коктебеля в компании со всем знакомым (кто проводил лето именно там) бородачом-пуантилистом. Левков насмехался над своим коллегой. Краски юга мешались с иронией создателя. На соседнем холсте в окружении непонятных обстоятельств он счастливо улыбался, протягивая в зал бокал вина. Свободной рукой художник нехотя обнимал красивую женщину. Особа все портила: и композицию и настроение Левкова. Они давно поссорились и не встречались с осени… а здесь объятия… Но, приятные мысли теплыми волнами заливали сознание, легко обходя мрачные воспоминания  перескакивали от одного к другому задорно кружились и улетали прочь в солнечный весенний вечер. «Закроется выставка и можно собираться… море, солнце горы и целое лето впереди» — думал он готовый мурлыкать от переполнявших сознание чувств.

В соседнем зале, устроившись прямо в центре писал наскоро портреты еще один участник выставки – Веруновский. С чувством невероятной легкости и ухмылкой, надежно запрятанной в пышной бороде, он словно забавы ради тремя пастельными палочками развлекал поклонников своего таланта. Оба порядком устали, но уйти не могли – с минуты на минуту ждали корреспондента одной из ведущих газет и людей с телевидения. Поговаривали о короткометражном фильме, начало которому будет положено здесь.

Больше всех беспокоилась Софья Павловна. Нервно реагируя на каждый телефонный звонок, она неловко хваталась за трубку двумя руками, но через минуту разочарованно давала односложные ответы: «Коллективных заявок не принимаем… посетителей много… не могу гарантировать…».

Когда она устало клала трубку, Женечка успокаивала ее: «Не волнуйтесь, Софья Павловна, раз сказали, что приедут так должны вот-вот…»

Но как же не волноваться, администратору пред таким событием. Не находя себе места она спускалась в зал и отыскав глазами Лескова или Веруновского постоянно следивших за входом растерянно разводила руками говоря тем самым: «Ничего не понимаю!». Те понимающие мотали готовой в ответ.

Но вот на, конец-то, разгоняя стоящих, гудя и мигая во двор вполз огромный белый автобус, подъехав к самому входу прошипел и распахнул двери. Из него неторопливо стали выходить люди и выгружать ящики, штативы, прожектора и прочие неизменные атрибуты кино. Когда Софья Павловна облегченно вздохнув побежала встречать расталкивая непонятливых посетителей упрямо толпившихся в проходе. Рядом с автобусом остановилась черная машина.

Хлопнув на ходу дверцей, из нее выскочил маленького роста мужчина. Бесцеремонно оттолкнув администратора он не останавливаясь проследовал вниз. Какое-то мгновение Софья Павловна заколебалась и хотела сделать замечание столь строптивому и невоспитанному типу. Конечно же, она поняла, что это корреспондент, но зачем же так неприлично себя вести?

В эту минуту люди в спецовках протаскивали, что-то громоздкое в двери, и ей пришлось снова занять место  у прохода. Как всегда, запропастились рабочие местного ДЭЗа, отданные в ее распоряжение. Душевное равновесие было окончательно потерянно.

«Перестаньте ломать двери!» — сорвалась вдруг она, но словно не замечая ее, они продолжали делать свое дело. Не обращая ни на что внимание, они бесконечно грохочущей цепочкой все вносили и вносили какие-то предметы. Софья Павловна разочарованная и потерянная спряталась в кассе. Но там ее нашел тип из газеты. Широко распахнув дверь, он дернул устами:

— А, где тут администратор? Намеренно пренебрежительно спросил он. Словно,- где здесь буфет, или туалет…

— Администратор перед Вами, молодой человек, — отозвалась, не вставая, Софья Павловна готовая взорваться и развалить все вокруг. Но, усатый не пожелал замечать  раздражения.

— Перестаньте запускать народ. Нам и так не хватает места, а тут еще и толпы зевак мешают работать. Спуститесь в зал, пожалуйста, и помогите хоть частично освободить помещение, — распорядился человек из газеты и, не дожидаясь ответа, быстро запрыгал по лестнице.

Софья Павловна тихо повиновалась. Женечка захлопнула окошко. Выполнить указание оказалось не так-то и просто. Никто не хотел покинуть зал в самый разгар событий.  Ни о чем не подозревая, посетители с сосредоточенными лицами толкались в переполненных залах ничем не выдавая своего интереса к прибывшим, хотя дух надвигающейся трагедии уже витал в душном воздухе. МОСЭНЕРГОПРОЕКТ потом попытался  полностью снять с себя ответственность за случившееся, выступив на страницах вечерних газет: «Помещение, использовавшееся для выставки, совершенно не соответствовало существующим нормам.  Установленные розетки и силовой электрический щит ни в коей мере не были рассчитаны к подключению мощной осветительной аппаратуры. Были нарушены все СНИПы и ГОСТы. Организаторы выставки и администратор отнеслись халатно к исполнению своих обязанностей.

— Вы с больной головы на здоровую не валите! – кричал в телефонную трубку председатель МОХГа. – То, что случилось, не смог предвидеть никто. Я требую оградить нас от всевозможных посягательств. Пришлите, в конце концов, инструкцию, в какую розетку. Что вставлять, а потом спрашивайте. – Отлынивают от ответственности, — комментировал ответственный работник на другом конце провода.

Но все это было потом.

Потребовалось минут двадцать, что бы выполнить указание. Когда обстановка была приближена к рабочей, усатый достал сигарету и закурил, чем окончательно добил администратора. Она пожаловалась Левкову, который так и продолжал мечтательно восседать на лестнице, но не найдя сочувствия,  ушла из зала, так и не дав интервью, старательно подготовленное и разученное.

Парадом руководил корреспондент. Затоптав сигарету ногой, он дал несколько советов оператору, взяв в руки микрофон, и скомандовал: « СВЕТ!» Прожектора ослепили присутствующих мощными лучами, заурчала камера, но одновременно запахло гарью; у стены что-то грохнуло и, неожиданно для всех, темнота душная и липкая окутала залы.

Кто-то попробовал кричать, но корреспондентский голос скомандовал из темноты: «Без паники! Позовите администратора! В чем дело?» торопясь поскорее развеять эту плотную, щемящую темень, десятки рук извлекали из карманов спичечные коробки; чиркнули серой, озарив залы желтым мерцающим светом.

Женский визг разрезал тишину и воском залепил уши. Где-то застонал мужчина протяжно и беспомощно. Паника нахлынула с новой силой. Со всех сторон неслись крики, раздавались стоны. Отчаяние металось во мраке, и не находя выхода билось о крепкие бетонные стены, падало, топтало бездумно и ошалело. Люди в ужасе закрывали глаза лишь бы не видеть того что смотрело на них со стен. То, что несколько минут назад смотрело на них со стен невинной забавой, оживало и обретало плоть. На картине Левкова с Коктебельской набережной вспенились волны. Они ударялись о каменный парапет и перевалив через него тяжело падали в зал. «СВЕТ! Немедленно свет! Камеру! Снимать! Администратор!» — продолжал командовать корреспондент, но никто его не слушал.  На картине, зависшей над входом, во всю силу, засияла луна, залив помещение смертельно желтым светом. Все вокруг трещало, хрипело и скрежетало. Невероятной силы волна закатилась в зал. Спрятав всех под собой, она вернула тишину. Один лишь Левков оказался на поверхности благодаря тому, что сидел на лестнице. Все произошло так стремительно, что никто другой не успел воспользоваться этим спасительны островком. Вцепившись в перила, он в ужасе наблюдал за происходившим. Придя в себя, он закричал: «Спасите! Эй, кто-нибудь!!! Помогите!!!»

«Никого нет», — услышал он знакомый голос усатого. Ему удалось повиснуть на штативе, и из воды торчала одна голова.

— Плыви сюда – предложил Левков.

— Я не могу.

— Почему?

— Там под водой я весь запутался в проводах.

Из дальнего угла, где висли Левковские картины, раздался треск разрываемого холста. Они обернулись. От работы, где художник обнимал женщину, отделилась рука с бокалом и медленно потянулась через весь зал чуть не задев корреспондента. «Пей!», прокатило и, как шар над водой, ударилось о ступеньки, разлетелось и эхом заверещало со всех сторон – пей! Пей! П-е-е-е-й! Левков ясно увидел, как дернулся рот у его изображения и растянулся в злой улыбке, обнажив гнилые прокуренные зубы.

— Нет! – в ужасе отпрянул он к стене. Сырой подземный холод сковал все его тело. В животе образовалась пудовая гиря.

— Нет  пей! – прогремело изображение.

Красивая женщина, которую оно так небрежно обнимал, сбросила с себя руку и спрыгнула с картину в воду. Ненадолго пропал, и неожиданно вынырнула у лестницы.

— Нам налил, а сам не хочет!? Пусть только попробует не выпить!, — заскрежетала она.

Левков обреченно взял бокал, поднес его к губам, зажмурил глаза и залпом проглотил красную жидкость. Вкус масляной краски заволок внутренности. Все поплыло перед глазами. Пудовая тяжесть удвоилась. Он подался к стене ища опоры, но она колыхалась, как размокший лист ватмана.  Женщина откуда-то достала грунтовочный валик и провела по нему несколько раз, отпечатав его на стене, где он и застыл напоминая  «фигуру дрожащего» с картины Иванова «Явление Христа народу».

Корреспондент в страхе погрузился под воду, желая избежать той же участи.

Когда он вынырнул, женщины не было. По залу медленно кружил корабль-призрак. Всевозможные гады, изображенные на полотнах, задергались еще сильнее издавая непонятные звуки.

На палубе Иуда целовал Христа. Отходил от него готовился спрыгнуть в воду, но передумав вновь подходил и целовал, похотливо и влюблено. Христос отирал обслюнявленные щеки но терпел. Со стены соскочила женщина-бутылка. Она прыгнула прямо на палубу. Ее прозрачное тело, наполовину наполненное водой, хлюпало и пенилось от каждого движения. Она подошла к целующимся, и дунула на них обдав холодной, мокрой,  пылью. Иуда зашипел как раскаленный утюг. Христос мягко улыбнулся. Сделав это она, прохлюпала по скрипучим доскам и спустилась в трюм. Иуда отправился за ней. Корреспондент прикованный к своему месту, молча наблюдал происходящим когда кружившая по залам бабочка опустилась на его голову. Черепа изображенные на ее пластмассовых крыльях защелками зубами, — «Где Ве-ру-нов-ский?» Лишившись чувств он медленно пошел под воду но гигантское насекомое вернуло его на место и оставив в покое запорхало по залам. Только теперь ему стало понятен смысл звуков летящих со всех сторон: они искали его своего создателя.

Корреспондент отчаянно забил под водой ногами стараясь выпутаться: «Черт знает, что происходит?!.. где администратор? Где милиция? Почему вода?» на картине, висевшей над ним ожил изображенный рыцарь. Он скинул забрало. Из стального шлема высунулась маленькая волосатая головка с рогами и поросячьим носом, и прохрюкала: «Я ничего не знаю.» Забрало захлопнулось. В руках у рыцаря был огромный, звенящий от каждого взмаха, остро наточенный меч. Собравшись силами, корреспондент протянул руку и вырвал оружие из рук рыцаря. Разрубив провода и наконец освободившись он поплыл к тому месту где совсем недавно сидел Левков. Поднявшись по ступенькам, он оказался рядом с отпечатанным на стене  безжизненным Левковым. Все еще не веря своим глазам, он коснулся его пальцами и ощутил свежую краску. Корреспондент подергал дверь, ведущую в комнату отдыха художников, но она была заперта. В зал влетела «мертвая голова»,  держа Веруновского и закружила над кораблем. От тяжелых взмахов ее крыльев повеяло сыростью и холодом. Вокруг них роилась всякая нечисть, которая победно верещала. «Теперь он наш! – щелкали зубами головы на ее крыльях. Сделав несколько кругов, она опустила жертву на палубу в ноги Христу. Вся живность собралась там же. Веруновский встал на колени: «Господи! Если хочешь, можешь меня очистить. Светильник для тела есть око. И если око твоё будет светло, то и тело твоё будет чисто. Но если Око будет худо, то всё тело будет тёмно. А если свет, который в тебе, -тьма, то какова же тьма? Или каков свет?

Чертовщина какая то…

Произнеся это, он возложил руку на мокрую голову художника, но холодные, давно немытые волосы не понравились. Вернув руки на пояс, он спустился в трюм.

Корабль, описав последний круг по залу, подплыл к картине  Левкова с Коктебельской набережной. Перелетел через каменный парапет, окунулся в морские волны и, довольно раздув паруса, исчез за горизонтом. Вся непристойная живность подвала пустилась вдогонку.

 

Тем временем, ни о чём не подозревая, штурмовали кассы очередники.

Софья Павловна наотрез отказывалась общаться с нахалом. Что бы оградить себя от грубых домогательств, взяла свою авоську и отправилась по магазинам.

Билетёрша всё так же терпеливо объясняла собравшимся, что работают люди с телевидения…. Просили временно прекратить продажу билетов… Залы переполнены…

Но терпение стоявших в очереди заканчивалось.

Не выдержав напора, Женечка решила сама  проверить в чём дело, и спуститься  в зал.

Ушла и пропала в тёмных лестничных проёмах. На её крики с мольбами о помощи бросился вниз усатый милиционер, гулко сотрясая бетонные ступени казенными сапогами. Прогремели выстрелы. Это отчётливо слышали стоявшие. И снова всё съела тишина.

Молодой человек в шапочке- петушке перегнулся через перила, пытаясь что-то разглядеть.

-Ну что там,- дергала за рукав девушка, стоявшая рядом

— Что.. Чтоо.  Темно и ничего не видно.

— Пойди и посмотри. Куда они подевались.

Юноша решительно сбежал вниз по лестнице и так же решительно вернулся.

Ну что там? Набросились с вопросами любопытные.

— Да темно и ничего не видно.

— Как ничего? Не понимали стоящие.

-Так ничего…Темно и ничего не видно. Как у негра…

_ А где же люди, киношники…? Кассирша? Мент? Почему стреляли? Кто деньги за билеты нам вернёт?

Не зная ответов ни на один из вопросов, парень взял девушку за руку и потащил к выходу.

-Пойдем домой. Как ни будь, в другой раз.

На улице их ждали те же  расспросы.

— Там темно и ничего не видно, только и прокричала на ходу девушка. Хотела что-то пояснить, но молодой человек ещё сильнее сжал её руку и она не сопротивляясь, побежала послушно рядом. Из парадной двери выставки повалил народ.

-Что? Выставка закрывается. Спроси л кто-то у бегущих.

Там темно и ничего не видно.

Внезапно в дверях появился корреспондент. Размахивая над головами мечём, он расчищал себе дорогу к автомобилю. Бросив в машину своё оружие, он прыгнул на переднее сидение и только здесь, почувствовав себя в безопасности, весь мокрый и одурманенный дневным светом, спокойно откинулся на мокрую велюровую спинку.

На нём был промокший до нитки костюм, но он не замечал этого. Опустив стекло и высунув мокрую голову из салона, тихо спросил у ничего не понимавшего водителя,- Где Администратор? Она мне за всё ответит. Не  дождавшись ответа, прошипел или просвистел,- Гони!!!

Машина с визгом сорвалась с места и пропала за поворотом.

Стоявший в дверях милиционер бросился к телефонной будке вызывать подкрепление.

К ночи дом был оцеплен.

Удалось наскоро починить электропроводку и люди из особых служб, наконец-то, спустились в подвал.

Залы были пусты. Под ногами хлюпала вода и плохо пахло. На стенах висели холсты, с никому не понятным, содержанием. Да, в общем-то, оно никого не интересовало. Искали пропавшего милиционера и кассиршу. Хотя бы кого, что бы получить вразумительные объяснения. Собаки след не брали, а лишь поджав хвосты, тянули своих проводников к выходу.

Внезапно Софья Павловна застыла у большого полотна во всю стену. В невероятно запутанном сюжете среди персонажей она вдруг признала пропавших  милиционера и Женечку.

Да вот же они,- прокричал администратор в ужасе.

Подошедшие, без труда, узнали своего коллегу. В правой руке он держал бокал красного вина, а левой неловко обнимал симпатичную девушку, в которой Софья Павловна узнала кассиршу.

Фуражка на голове милиционера съехала на бок . Усы, как проволочные,  топорщились.

У обоих были насмерть перепуганные лица и, неестественно,  выпученные глаза.

Узнать у автора картины, каким образом эти люди попали на его холст, оказалось невозможным, так как он сам бесследно исчез  Только вот на стене у лестницы, ведущей к комнате отдыха художников , непонятным образом появился его портрет.

Софья Павловна, знавшая наизусть всю экспозицию, которую с таким трудом утверждала и согласовывала, на какое-то время застыла перед портретом.

На знакомом бородатом лице застыли усталое безразличие пополам с отвращением. От,

написанной маслом, работы пахло свежими красками, как, от только законченной.

Испугавшись своей находки, женщина не рискнула поделиться ей с другими.

Единственный свидетель случившегося, — ангажированный репортер одной из газет, рассказывал на допросах такие невероятные вещи, что вскоре его вообще перестали воспринимать серьёзно. Протоколы порвали и выбросили. А самому посоветовали провериться у врачей на предмет здоровья психического. Но журналист не унимался. Вспоминая всё новые и новые подробности, он бежал в местное отделение.  Дежурный по приказу перестал пускать и держал оборону. В один день за ним приехал белый фургон с красными крестами. Так вскоре о нем и забыли.

Разговоры с администратором, так же,  не дали результатов.

Вела она себя странно. Отвечала на вопросы расплывчато. Постоянно путалась в показаниях. Совершенно неожиданно для следователя, на очередном допросе, выступила с длинной и торжественной речью, более подходившей для открытия, чем для печального закрытия.

Решив, что у «тетеньки» не все дома, после случившегося, её пожалели и оставили в покое.

Дело вскоре закрыли и отправили в архив, так и не объяснив родственникам пропавших, что же произошло на самом деле.

На этом и закончилась эта история . Магическая цифра 7 оказалась несчастливой и финальной для многих людей, которые связывали свои надежды с этой затеей.

Вернув авторам работы, Софья Павловна тайком увезла на дачу картину, где неожиданно оказались Женечка и бестолковый милиционер, который вместо того, что бы наводить порядок, распивал алкоголь и приставал к её сотруднице. И ещё непонятно откуда взявшийся портрет. За время, пока шло следствие, краска на нем просохла, а выражение лица смягчилось и стало смиренным и даже умиротворенным. Хотя Софье Павловне мерещилось, что настроение художника на ней всё время менялось. Особенно, когда портилась погода или приходила её болтливая соседка. Но со временем она перестала придавать этому значение и метаморфозы даже стали забавлять.

-Опять нахмурился… Что, погода меняется? Кости ломит?

Или ,-Чего такой весёлый, поделился бы…

Безмолвный собеседник сделался приятелем и всё реже и реже напоминал о трагических событиях. Да и сама Софья Павловна была не прочь забыть всё, что случилось с ней когда-то.